Форум » История » Всё о трезвости, что Вы хотели спросить » Ответить

Всё о трезвости, что Вы хотели спросить

Анатолий Игнатьев: revlib писал: [quote]Найдите мне материалы по теме, как относились к этанолопотреблению в: 1) Революционных организациях: РСДРП, ПСР 2) Спецслужбах буржуазных государств 3) Спецслужбах СССР[/quote] Про спецслужбы ничего не знаю и не интересуюсь ими. Про рев. организации. Летом читал роман Анатолия Мариенгофа "Бритый человек". Вот цитата. Анатолий Мариенгоф писал: [quote]…я человек не принципиальный. Я совсем не Саша Фрабер. Это он, выскорлупившись от столичной народоволки и нерчинского попа, всё сделал по житиям прудонов: — Я принципиально не верю. — Я принципиально не даю взаймы. — Я принципиально не курю. — Я принципиально приношу завтрак из дома. — Я принципиально хожу в баню по вторникам.[/quote] Из этой цитаты можно предположить, что у анархистов трезвость может быть распространена и осознана уже в трудах их классиков. Может быть, не только Прудона, но и, например, Бакунина. Вот не знаю и что Герцен считал по данному вопросу. Они, конечно, с Марксом и Энгельсом на ножах были, и, как известно, Карлуша и Фриц курили и выпить были не дураки (причём дело доходило до того что Женни приходилось заглаживать отношения после пьяных сор письменно. Об этом сообщал Игорь Шибанов из СоцСопра[под другим углом зрения, разумеется]). Но в полемике похожей на мою с Белоноговым результат не бывает иным. Фридрих потому и загнулся мучительно от рака горла — на 90% рак горла бывает от табакокурения и употребления алкоголя. У некурящих рак горла очень редок. Я не рассматриваю этаноломанию отдельно от остальных видов наркоманий (никотиномании и мании по другим наркотикам) поскольку подход тут один, хотя у каждого из видов наркоманий своя специфика. Секс (в любых видах без насилия) к наркоманиям не относится, так как сам по себе абсолютно безвреден. Это так, замечания по ходу. Мне известно из воспоминания Юрьё Элиаса Сиролы о том, что в финской с.-д. партии было принято постановление съезда о постоянной трезвости.

Ответов - 10

revlib: Хех. Мне приходилось читать и другие воспоминания. Вот что пишет Морозов, к примеру. В эмиграции дело было, в Швейцарии: "В один поздний тусклый, туманный вечер, когда моросил легкий дождь, я отправился на обычное вечернее собрание в кафе Грессо. У самых его окон я встретил Лисовского, ходящего без шляпы по тротуару под мелким дождем взад и вперед, с каким-то необычно растерянным видом. Он не замечал ничего окружающего. Он даже и меня не узнал. — Почему вы не идете в кафе? Ведь вас промочит совсем! — сказал я ему. — Я сейчас войду!—сказал он, вздрогнув и тупо уставившись на меня. — Этого нельзя оставить без объяснения. .. Пусть все выслушают меня сначала. Потом я сам уйду. — Да в чем же дело? — Я, наконец, разделался с Гольденбергом за все его интриги против меня. Я дал ему по роже, а они вытолкали меня, не выслушав моих объяснений. Пойдите и скажите им, что меня должны выслушать! И призовите потом меня. Я буду здесь вас ждать. У меня замерло сердце: значит, вышел крупный скандал! Что же делать мне, считающему Лисовского нервнобольным, одержимым манией преследования? Ясно, что никто из вытолкавших его на улицу не захочет теперь его слушать. И, поднявшись на нетвердых ногах, он вышел мимо меня в переднюю комнату, взял со стола какую-то шляпу и, отворив стеклянную входную дверь ресторана, швырнул ее на улицу в кого-то, а затем возвратился на свое место. Я протиснулся и сел рядом с Гольденбергом, щеки которого были все залиты слезами, а волосы — водой, и крепко молча пожал ему руку. — Расскажи мне, — обратился я к Саблину, — как же произошло все это безобразие? —Да очень просто!—с гневом ответил он. — Сидим мы все вон там, в общей зале, и мирно разговариваем, как вдруг входит тот негодяй и, не говоря ни слова, хлесь Гольденберга по голове так, что с него очки соскочили и разбились. Гольденберг, конечно, швырнул Лисовского на пол, а тот ухватил его руками, повалил вместе с собой, вцепился ему в волосы и начал с ним кататься по полу. Мы все вскочили и стояли в остолбенении. Аксельрод подошел осторожно к обоим катающимся и тыкал пальцем то того, то другого, говоря своим кротким голосом:"Довольно же, перестаньте же!" А те, ясно, ничего не слышат. Мосье Грессо выскочил из кухни с топором в руках, а мадам Грессо бросилась на середину комнаты и кричит: «J'аime monsieur Goldenberg!» (я люблю господина Гольденберга!). Наконец Грибоедов догадался, схватил со стола графин с водой и вылил ее обоим на голову, а как только оба встали, я схватил Лисовского за шиворот и вышвырнул на улицу. Я чувствовал, что в этот печальный вечер, когда обида была так свежа, мне не уместно высказывать свое мнение, что у Лисовского был истерический припадок, и он действовал в состоянии невменяемости. «Буду говорить это завтра, — подумал я, — когда успокоятся, а теперь надо прежде всего развлекать Гольденберга». — Как все это грустно! — сказал я, не в состоянии найти никакой другой фразы, и замолчал, обрадовавшись, что более находчивый Саблин, повернувшись к Гольденбергу, явно с такой же целью отвлечения, сказал ему: — А однако же мадам Грессо призналась тебе в любви, го-говоря:J'аime... — Полно, полно! — с испугом перебил его Гольденберг. — Уж говори, по крайней мере, по-русски, чтоб она не поняла, что ты смеешься над ней. Саблин прикусил язык, а готовившаяся к смеху остальная публика разом сомкнула губы. Грибоедов вновь тупо уставился на меня, и заметив, что передо мною нет стакана с вином, снова загремел своим могучим басом: — А ты что же не пьешь?! Ты, я вижу, трезвыми глазами на нас пьяных хочешь смотреть? Видеть все наши недостатки,? Так не быть тому! Пей и ты, пока сам не будешь таким же, как мы, пока не будешь пьянее нас и не свалишься под этот стол! Пей, миротворец! И, отвернув кран от бочонка на столе, он налил мне полный стакан вина. — За твое здоровье! — сказал я Гольденбергу и осушил его до конца. — Вот это так! — воскликнул Грибоедов. — Теперь пей второй стакан за здоровье Саблина, вытолкавшего Лисовского! А потом будешь пить за каждого из нас, пока не свалишься под стол. — Да, да!—заговорили все остальные.-—-Напоим его пьяным, ведь никто из нас еще не видал его таким. — Вот тогда мы и посмотрим, что ты из себя представляешь, — продолжал Грибоедов. — У пьяного душа нараспашку! Вот мы и увидим, что у тебя на душе! Пей еще! Я начал соображать, как бы мне выйти из этого отчаянного положения, но оно тотчас же представилось мне в таком виде. Грибоедов, чтоб разрядить нервную атмосферу после ужасного скандала, решил отупить головы присутствовавших вином и велел выкатить полный бочонок. В этом разгадка появления бочонка. .. Буду же поддерживать его игру. И нимало не сопротивляясь, я начал по каждому новому требованию собеседников выпивать мелкими глотками, чтоб протянуть долее время, стакан за стаканом. Я почувствовал, что стал здесь как бы громоотводом. Всеми окружающими овладела какая-то мания напоить именно меня. Я все время был центром общего внимания и едва отставлял стакан от губ, пользуясь каждым переходом речи на другую тему, как кто-нибудь почти сейчас же обращал на меня глаза и кричал: — Смотрите! Он уже не пьет! — Пей! — ревел тогда Грибоедов и сейчас же дополнял мой стакан до краев. Теперь я чувствовал, что мне уже не увернуться от его бдительного надзора, и потому только оттягивал время, выпивая свои все подновляемые стаканы еще более, мелкими глотками, но почти не отставляя от губ. Наконец, я почувствовал, что не могу более терпеть. В растянутом от вина желудке начались спазмы, и вино начало подниматься вверх к горлу. Я встал, чтоб выйти. — Стой! Куда идешь? — загремел Грибоедов, хватая меня своей железной рукой. — Пусти! Я только на минуту. Сейчас вернусь. — Честное слово? Не удерешь? — Честное слово. — Ну тогда иди! — сказал он, выпуская меня. Он ударил кулаком по столу так, что все стаканы и сам бочонок подпрыгнули. -— Мы здесь все верим честному слову! —закончил он торжественно. Я быстро выбежал на внутренний дворик ресторана, и там во тьме все мое вино возвратилось в мой рот, а через него на мостовую. В голове стало сразу легче. Я почувствовал себя сильно освежившимся и, после нескольких минут хождения по дворику с открытой головой под мелким дождем, возвратился к товарищам. — Смотрите! — загремел Грибоедов, — он все еще на ногах! Не быть этому! Пей еще. И в меня опять начали вливать стакан за стаканом. Но от нервного ли напряжения этого вечера, или просто от свойств организма, благодаря которому спиртные напитки никогда в жизни не действовали на твердость моих ног и связность речи, я вынес с честью и это испытание. Подливая из бочонка мне двенадцатый или пятнадцатый стакан, Грибоедов вдруг увидел, что бочонок опустел и из крана ничего не льется. Это обстоятельство привело его сначала в полный столбняк. Он нагибал бочонок всеми способами, тряс, чтобы услышать внутри плеск, но там явно ничего более не было. Он вновь тупо уставился на меня. — Вырвался!—загремел он. — Вырвался! Все еще может стоять на ногах! Ну, так веди же нас с Саблиным на квартиры! Один уцепился за одну мою руку, другой — за другую, и мы пошли, слегка пошатываясь, по темным женевским улицам. Было три часа ночи. Я их довел до отеля дю-Нор, где отпер дверь запасным ключом, экземпляр которого дается в Швейцарии каждому постоянному жильцу, поднялся с ними до их комнат, уложил в постели и затем побрел в свою типографию, где и нашел себе забвение на своей куче листов типографской бумаги. Я проснулся утром со страшной головной болью. В моем рту, как выражаются пьяницы, на другой день после выпивки «было так мерзко, как будто квартировал целый эскадрон жандармов». Кошмар предыдущего вечера встал в моем уме во всех своих мельчайших подробностях. Я не винил своих друзей. Я понимал настроение этих чистых по натуре, но больных, разбитых жизнью душ, стремящихся к идеалу и вдруг натолкнувшихся на такую житейскую прозу в своей собственной среде. Мне вспомнился мой переход через границу, благоговейное чувство будущей близости к ветеранам революции, к патентованным героям. — Разочаровался ли ты в них теперь? — спрашивал меня один внутренний голос моей души. — Нет! Тысячу раз нет!—отвечал ему другой. — Ты не имеешь даже права разочаровываться! Ты был похож на пылкого юношу, который попросил бы своего отца показать ему истинных героев, и отец повел бы его в дом инвалидов. Там этот юноша действительно увидел бы только патентованных героев, и каждый их недостающий член подтверждал бы их героизм. Вот у этого глаз был выбит пулей, когда он впереди всех бросился на неприятельское орудие, но с тех пор начал все видеть вкось. Вот у этого нога была оторвана ядром, когда он вырвал неприятельское знамя, но с тех пор он не может правильно ходить. А вот у того нервы, порванные близким взрывом бомбы, остались до того испорченными, что у нега начинаются судороги при каждом волнении. Кто способен упрекнуть их за это? Кто решится сказать, что они не герои? Ведь самые их слабости и недостатки и есть их патенты на героизм у тех, кто только притворяется героями, их никогда не будет. Те будут всегда целы и невредимы... — Да! Здесь, в Женеве, я нашел то, что искал. Я увидал, здесь истинных патентованных героев революции, я получил возможность пользоваться их дружбой и любовью, но я нашел их уже израненными и искалеченными в тяжелой борьбе. Я нашел их именно в доме инвалидов, как и следовало мне ожидать, если бы я ехал сюда более опытным! Дни потянулись за днями, и, чем далее шло время, тем труднее мне становилось лавировать между моими нервнобольными друзьями." Мля, когда это читаешь, перед глазами встают вполне определенные сцены из современности... Во всяком случае, это доказывает, что и среди сторонников Прудона, Лаврова и Бакунина строгих правил на эту тему не существовало. Что до финнов, они конечно молодцы. Но похоже, это исключение.... В "Правилах конспирации" РСДРП было написано следующее: "Деятель со слабой головой не должен вовсе употреблять спиртных напитков, могущий же пить не должен этим злоупотреблять. Известно, что человек выпивший делается слишком откровенным и доверчивым, и неоднократно аресты являлись следствием болтовни пьяного. Поэтому человеку прекраснейшего характера, но склонному к злоупотреблению спиртными напитками, нельзя доверять организационных тайн". Т.е. как я и предполагал, тут не безусловный запрет, а условный подход, под углом зрения конспирации. А вовсе не "здорового образа жизни", и не желания прожить подольше... в тягостном аду.

Анатолий Игнатьев: Это что за Морозов? Николай Александрович? Ваши примеры ничего не доказывают. Вы делаете из них ложные, ошибочные выводы.

revlib: Он самый... А примеры всегда что-то доказывают, по крайней мере картину делают более полной.


Кунгурцев: — Я принципиально не верю. — Я принципиально не даю взаймы. — Я принципиально не курю. — Я принципиально приношу завтрак из дома. — Я принципиально хожу в баню по вторникам. А где тут насчёт того, чтоб "принципиально не пить"?

Анатолий Игнатьев: Там этого нету. Вы правильно заметили. Я привёл цитату для аналогии.

revlib: В продолжение темы. Изучая опыт дееспособных организаций, для написания книжки, я наткнулся и на такой фрагмент: "Порядки в этой банде Б-на были очень своеобразные. Сейчас мало кто из уголовников соблюдает кодекс воровских законов в полном объеме, но эти ... отказались вообще от ВСЕХ законов и традиций уголовного мира. Более того, Б-ин запретил принимать в свою банду тех, кто отсидел или имел какое-то уголовное прошлое – брали в первую очередь спецназовцев, причем предпочитали таких, кто побывал в Чечне. Были задействованы военкоматы Москвы, чтобы выявлять такие ценные кадры – после этого с ними знакомились и вербовали в банду… Это был прямо какой-то рыцарский монашеский орден, типа крестоносцев – всем бандитам был предписан здоровый образ жизни: полный запрет на наркотики, ограничения на алкоголь и прочие “излишества” и т.д. Причем наказание за малейшее нарушение было только одно: смертная казнь в присутствии остальных бандитов (специально их собирали для этого, довольно часто). Никаких пережитков воровской демократии, вроде “сходок”, в банде не было – приговор выносил лично сам Б-ин. За несколько лет такой казни подверглась значительная часть банды – десятки человек… Чтобы не было лишних соблазнов, бандиты Б-на сидели на твердом окладе, не слишком большом – одна или две тысячи долларов в месяц, притом никаких премий за конкретные убийства им не полагалось. " Вот как: на наркотики запрет, а на алкоголь только "ограничения". Как я и предполагал, к вопросу подходят под углом зрения конспирации и нужд работы.

Анатолий Игнатьев: Если открыть медицинскую энциклопедию, то там можно прочесть, что даже после значительной вплоть до наркозной дозы алкоголя, организм полностью восстанавливается без последствий. Что имеется ввиду? А то, что после протрезвения от принятия однократной не смертельной дозы этанола, медики не могут обнаружить изменения в организме человека, имевшего хорошее здоровье до принятия этой однократной дозы. То есть на кротком периоде времени — никаких последствий как будто нет. Приняв дозу, человек гарантированно теряет работоспособность (любая работа в состоянии опьянения именно поэтому и запрещена), конечно, но протрезвев, он как будто вновь как огурчик. С другой стороны если наблюдать человека на длительном отрезке времени (несколько лет или даже десятков лет) употребляющего этанол, то последствия уже могут быть обнаружены. Причём последствия сказываются сразу на всех органах человека, начиная от печени и до головного мозга, так как установлено статистически, что мозг у регулярно пьющих уменьшается по массе по сравнению с мозгом непьющих совсем, а ведь ещё мозг претерпевает структурные изменения, а не только количественно уменьшается. Далее. Мы ещё можем расширить поле обзора. Посмотрим, каким образом сказывается умеренное употребление человека на его окружение. Как известно с кем поведёшься, от того и наберёшься. Ну так от пьющего человека окружение его тоже начинает пить и увеличивает своё участие в этом деле. Если взять достаточно широкое окружение пьющего человека, то всегда мы найдём среди них людей, получивших существенный урон от употребления. Здесь есть доля вины и нашего пьющего человека, так как он участвует в бытовании обычая употребления алкоголя. Разумеется, не только он, но и другие. Разумеется, тут и сам сильно пострадавший во многом виноват в своей беде, но и умеренно пьющий находится с этим явлением в определённой связи. Впрочем, наше поле рассмотрения стало настолько широким, что охватило всё общество на протяжении длительного периода лет. А то что последствия обычая употребления алкоголя отрицательны общеизвестно. Я считаю, что участвуя в таком обычае, я бы укреплял его и усугублял его последствия для себя в долговременной перспективе, и для общества в целом. Не участвуя в этом обычае, я не только не получу долговременных последствий для себя лично, но буду культивировать в обществе более разумный обычай трезвой жизни. Однажды приняв такое решение я могу сосредоточиться на каких-то других интересных задачах. А наступать на те грабли, на которые уже порядочно понаступало довольно много миллиардов человек, я думаю, ни к чему. Есть более занимательные вещи на свете, чем бессмысленное саморазрушение. Употребление алкоголя просто напросто глупо. Трезвостью увеличив свой потенциал, вещам, к которым склонен, я могу отдавать больше сил. Есть вещи от которых никак не отказаться. От еды надолго не откажешься, поскольку есть необходимо, чтобы жить. Вот от секса как и от алкоголя тоже можно отказаться совсем. Но секс не вреден, так что отказ от секса ни к чему сколько-нибудь полезному не приведёт, эффекта не будет. А от вредного, что не является нисколько необходимым, отчего же не отказаться? Только польза. И ведь есть же в обществе обычай жить трезво, а не только обычай употреблять алкоголь. И если человечество будет идти по пути прогресса, оно дойдёт и до трезвости. Пусть её торжество ещё не завтра, я уже сейчас буду придерживаться того обычая, что исторически неизбежно возобладает. Трезвость для любой деятельности подмога. Для революционной, но тогда если Вы честны, то не можете её скрывать от своих товарищей и друзей. Вот если Вы каким-то жульничеством, обманом, надувательством занимаетесь, то Вам может быть выгодно скрывать свою трезвость, как это делает Кудашев. Вот он утверждает, что сам употребляет. Но его никто не видел выпивающим. С другой стороны, если Вы жулик, обманщик и надуватель, Вам может быть выгодным выставлять напоказ свою трезвость, чтобы под прикрытием протащить Ваш главный обман. Как, например, спикер совета федерации Миронов делает. Единственное, когда Вам невыгодно употреблять алкоголь или скрывать свою трезвость от своих товарищей и друзей, это когда Вы ведёте вместе и заодно с ними честную и принципиальную борьбу. А если Ваша задача развалить рабочее дело, то ни при каких обстоятельствах Вам не выгодно распространение трезвости среди рабочих. Как это делает Бугера в МежРП и, к примеру, Шибанов в СоцСопре. Бугера утверждает, что "некоторым (sic!) людям курение прибавляет сил", как будто люди бывают двух сортов: одним курение вредит, а другим — помогает. Да нет, каждому человеку курение вредно. А Шибанов утверждает, что тот, кто призывает к отказу от курения, "втайне (sic!) мечтает о хорошем капитализме"! Зачем они распространяют свою ложь (в статьях "Фаланстер товарища Минакова" и "В защиту табака")? Что, без них мало рабочих погибнет от этанола и никотина и будет потеряно для борьбы или в борьбе у них будет слишком много сил? Я понимаю, зачем прибегает ко лжи Кудашев. Он свою ложь в деньги преобразует. Я знаю, зачем трезвость Миронову. Для респектабельности, для известности. Для имиджа. И я утверждаю, что в данном вопросе Бугера и Шибанов выполняют роль агентов буржуазии в левом движении.

Анатолий Игнатьев: Вести постмарксистской науки

revlib: Не надо мне на форуме информационного обеспечения для будущей расправы над ним. Поставил апостроф вместо Вашей активки.

Анатолий Игнатьев: Ничего, ревтрибунал и без Вашего форума обойдётся! Александр Тарасов писал: наркоторговцев революционеры просто расстреляют, как, впрочем, и своих товарищей-наркоманов, как только те — а это неизбежно — провалят революционные задания См. Александр Тарасов, 1968 год в свете нашего опыта. …сегодня любому дураку понятно, что наркотики и психомиметики не освобождают вас от «гнёта буржуазной действительности», а, напротив, подчиняют ей — в лице наркобизнеса — и делают вас безопасными для Системы; и кто говорит обратное — тот по определению либо агент наркомафии, либо агент спецслужб, что кое-где одно и то же, и с таким человеком надо не дискутировать, а делать ему дырку между глаз. См. Александр Тарасов, Вводно-обзорная лекция.



полная версия страницы